А в начале осени, одним пасмурным вечером он сошёл с ума. Он выбирался на обшарпанную пологую крышу и бродил по ней босиком, насквозь промокший от дождя. А в руках у него была кружка с уже остывшим кривосваренным глинтвейном. И вот вылезал он по ночам на крышу и рассказывал дождю непрочитанные когда-то стихи, да несказанные слова. А дождь ему сказки нашептывал, наверное. Не знаю, ну что там могло чокнутому в звуке дождя приглючиться? А потом… ну, наверное, жить он там остался. Под дождём на крыше, босой и с бесконечной кружкой остывшего хренового глинтвейна. Перспективка так себе, но могло быть и хуже, а?